Ганс Христиан Андерсен

Дворовый петух и флюгерный

Стояли два петуха — один на навозной куче, другой на
крыше, но спесивы были оба одинаково. Кто же из них
лучше, как по-твоему? Скажи, а мы… останемся при своем
мнении.

Птичий двор был отделен от соседнего деревянным забором,
а на том дворе была навозная куча, и на ней рос большой
огурец, сознававший, что он растение парниковое.

«А парниковым нужно родиться! — рассуждал он сам с
собой. — Но не всем же родиться огурцами, надо
существовать и другим породам. Куры, утки и все население
птичьего двора тоже ведь живые твари. Вот стоит на заборе
дворовый петух. Он почище флюгерного будет! Тот хоть и
высоко сидит, а даже крыльями хлопать не может, не то что
петь! Нет у него ни кур, ни цыплят, он занят только самим
собою да знай потеет ярью-медянкой! Нет, дворовый петух —
вот это петух! Как выступает! Словно танцует! А как поет
— музыка! Послушать его, так узнаешь, что значит
настоящий трубач! Да, приди он сюда, проглоти меня
целиком со стеблем и листьями — вот была бы блаженная
смерть!»

Ночью разыгралась непогода. Куры, цыплята и сам петух —
все попрятались. Забор повалило ветром — шум, треск. С
крыши падали черепицы, но флюгерный петух усидел. Он даже
с места не сошел и уже не вертелся — не мог, хоть и был
молод, недавно отлит. Флюгерный петух был очень разумен и
степенен, он и родился стариком и не имел ничего общего с
птицами небесными, воробьями и ласточками, которых
презирал как «ничтожных вульгарных пискуний». Голуби-то
побольше, и перья у них отливают перламутром, так что они
даже смахивают на флюгерных петухов, вот только толсты
они и глупы, думают лишь о том, как бы набить себе зоб, а
потому и водиться с ними скучно.

Навещали флюгерного петуха и перелетные птицы. Они
рассказывали ему о чужедальних странах, о воздушных
караванах и страшные разбойничьи истории про нападения
хищных птиц. Это было ново и интересно для первого раза,
но затем шли повторения одного и того же, а это уже тоска
смертная! Надоели ему они, надоело ему все. Не стоило ни
с кем и водиться, все такие нудные, пошлые!

— Свет никуда не годится! — говорил он. — Все сплошная
ерунда!

Флюгерный петух был, что называется, петухом
разочарованным и, конечно, очень заинтересовал бы собою
огурца, знай тот об этом. Но огурец был занят одним
только дворовым петухом, и вот этот взял да пожаловал к
нему в гости.

Забор был повален ветром, но грома и молнии давно уже не
было.

— А что вы скажете об этом вот моем крике? — спросил у
кур и цыплят дворовый петух. Малость грубоват он был, без
изящества.

И куры с цыплятами вступили вслед за петухом на навозную
кучу. Петух шагал вразвалку, словно кавалерист.

— Садовое растение! — сказал он огурцу, и тот сразу
уразумел, как всесторонне образован петух, и даже не
заметил, что его клюнули.

«Блаженная смерть!»

Подбежали куры и цыплята, у кур ведь всегда так: куда
одна, туда и другая. Они кудахтали, пищали, любовались на
петуха и гордились, что он из их породы.

— Ку-ка-ре-ку! — закричал он. — Цыплята сейчас же
сделаются взрослыми, стоит мне прокукарекать об этом
навесь мировой курятник.

Куры и цыплята закудахтали, запищали, а петух объявил
великую новость:

— Петух может снести яйцо! И знаете, что в нем? Василиск!
Никто не может выдержать его взгляда! Люди это знают, а
теперь и все вы знаете, что есть во мне, знаете, что я
всем петухам петух.

И дворовый петух захлопал крыльями, встопорщил гребешок и
опять закукарекал. Кур и цыплят даже озноб прошиб, так им
было лестно, что один из их семейства — петух из петухов.
Они кудахтали и пищали так, что даже флюгерному петуху
было слышно, но он и не пошевелился.

«Все ерундя! — говорил он сам себе. — Никогда дворовому
петуху не снести яйца, а что до меня, то я просто не
хочу! А захотел бы, то снес бы яйцо ветряное! Но мир не
стоит ветряного яйца! Все ерунда! Я и сидеть-то здесь
больше не хочу!»

И флюгерный петух надломился и слетел вниз, но дворового
петуха все-таки не убил, хоть и норовил, как уверяли
куры.

Мораль?

«Лучше петь петухом, чем разочароваться в жизни и
надломиться!»